Эгоцентрик! Истину не трожь,
ибо эгоистина - есть ложь.
А иначе эгософий спор
разрешит лишь ядерный топор!
 
 
 
Гимнические вирши.
 
По велению народа
прогрессирует природа -
весь лесной массив страны
подхватил почин весны!
 
А пройдет еще декада,
солнце выйдет, если надо!
Кончится как страшный сон
отопительный сезон.
 
В трудовом порыве скоро
зацветет цветами флора,
фауна забегает
сизо-буро-пегая.
 
Да уже растут ретиво
цены, кооперативы,
и пышнее, чем вчера,
распустилась детвора.
 
Все цветёт и пахнет. Даже
натюрморт пошел в пейзажи!
За каких-то полчаса
зеленеет колбаса.
 
В дни весенней перестройки
воробьи, пииты, сойки
в перестроенном строю
гимны Гласности поют.
 
А еще над нашим краем,
директивой вдохновляем,
встречным планом окрылен,
наблюдается циклон.
 
Стимулируя посадки,
он -циклон - несет осадки
в виде мокрого дождя
к дню рождения Вождя.
 
Накануне Юбилея
даже и дожди теплее
быть готовы быть должны,
Юбиленину верны!
 
И витают в ноосфере
слухи о любви, о вере,
о наделе новых Благ.
И над всем - Прекрасный Флаг!
 
 
И ОПЯТЬ СОВРЕМЕННИКУ.
Высек и строен, на вид умён
он стал героем моих времён.
И ладно скроен,и крепко сбит
он стал героем за бравый вид.
Он стал героем моих времён,
но с геморроем со всех сторон.
 
 
   КТО НЕ С НАМИ, ТОТ ПРОТИВ СНА!
Если ты или он
из прокрустовой лажи моих идеалов
нагло вырос на голову, как дуракон,
я её сокращу и опять натяну одеяло.
И, да здравствует Сон!
 
Кто не с нами - масон!
Он наш массовый сон оскверняет,
ложь из ложа семейного выложив вон.
Здесь тепло и темно. Здесь свое, а оно не воняет.
И, да здравствует Сон!
 
Пусть не дремлет Закон,привелегии сна сберегая,
дабы всяческим буддам нас было будить не резон.
Будды нам не страшны!  Спит Отчизна моя дорогая.
И, да здравствует Сон!
 
Спят Москва и Херсон.
Мы в бою баю-бай заслужили,
всех и вся приведя к знаменателю общих знамен!
Спят в постылой постели своей или братской могиле...
И, да здравствует Сон!
 
 
МОСКВА ГЛАЗАМИ ЛЕНИНГРАДЦА
 
Бегут случайные дома,
обозначая хаос улиц.
Навстречу им москвич, сутулясь,
как озабоченность сама.
 
Хромает престарелый храм
и телекаланча гуляет,
но вместе это представляет
довольно стройный тарарам.
 
Сам Кремль летит как лейтмотив
в разноголосице столицы,
вокруг него турист струится,
разинув рот и объектив.
 
А город правит пирожки,
печет машины, песни строит,
науку плодотворно доит,
дерзает обжигать горшки.
 
И бестелесные слова
бледнеют изумленным телом
перед твоим огромным делом,
непостижимая Москва.
 
 
 НАЗВАНИЯ ЭТОМУ Я НЕ НАШЁЛ
 
Войдя почти в любое учрежденье,
советский рядовой интеллигент
такое здесь встречает обхожденье,
как будто два нуля седьмой агент.
 
Его великодушный гардеробщик
отеческим встречает матерком,
а если наш интеллигент не ропщет,
то даже награждает номерком.
 
А он не ропщет! Он надежный малый -
весь вид его об этом говорит.
Ему уже давно бока намяло
о социалистический наш быт.
 
Не ропщет! Даже улыбнется храбро,
хотя в ушах волнующе звенит,
когда уборщицы торжественная швабра
его знаменьем крепким осенит.
 
Затем его старательно футболят
от разных учрежденческих ворот.
Но если даже он не очень и доволен,
то в голос он об этом не орёт.
 
Когда ж он, наконец, дойдет до ручки
гостеприимно запертых дверей
Замзава, пребывавшего в отлучке,
то не шумит, как ветреный Борей.
 
Он вновь штурмует лестничные марши
и тащит на спине, не помня зла,
дубовый стол, по просьбе секретарши
начальника дубового стола.
 
И так, не став на пятилетку старше,
он все же просочится на приём,
при помощи добрейшей секретарши
из четверых, сменившихся при нём.
 
Пройдет неслышно, как мороз по коже,
в заветный незаметный кабинет,
чтобы в конце концов услышать все же
последнее решительное: «Нет!»
 
                           ***
О, человек, ты очень много смог!
Смог над Землей отменно-ядовитый
витает и буквально валит с ног,
но оглянись, и павших не дави ты!
Ты Флору дефлорировал давно,
а вновь плева, увы, не зарастает.
- Растает лес. Оно предрешено.
Но с ним и ты! Вот истина простая.
Промышленности ненасытный спрут,
скрутив тебя, мусолит, как пустышку.
Ты шкурой стал, и даже блохи мрут,
уткнувшись в оскудевшую подмышку.
О, человек, ты был весьма здоров,
и дров ты наломал довольно много.
Но горе в том, что жертвенных костров
настроил ты не только ради Бога.
 
Обетованная утопия.
 
Есть где-то странная страна.
Там светел Свет, а кровь красна.
Там люди ходят вниз ногами,
и даже кверху головой.
Там индивиду не впервой
своими шевелить мозгами,
а за подобные стихи
не отправляют в дом хи-хи.
Работа там от слова радость.
- В семантике довольно слаб,
народ не знает слова «раб»,
и вольный труд ему награда!
Забыв, что значит слово «кнут»,
посеют пряник - сто пожнут.
И пуд из них не украдут,
продукт имея по труду.
Почти любой из этих мест,
не поработав, не поест,
а если кто наоборот,
народ за горло не берёт
и не орёт, что тот - проглот.
Там не на ведомственных дрожках
следы неведомой еды,
а крылья на меркурьих ножках,
дабы без гнили поступили
плоды в торговые ряды.
Не правит райским исполкомом
горком, застрявший в горле комом,
а наверху не демагог,
не босс, а беспартийный Бог.
В стране чудес не жгут икон,
хотя в домах зимою топят.
Для граждан всех один Закон,
и прав не тот, кто шире в жопе.
Не поклоняется некстати
простой страны простой народ
вонючей куче дерьмократий
под сводом сволочных «свобод».
Где ж эта странная страна,
где смерть в застенках не страшна,
и где всегда вода из крана,
а не из прессы, не с экрана?
Её искали в Зазеркалье,
воспели в гимнах, как Тагор.
Как Данте, в Рай и в Ад пускались
или, как Бродский, за бугор.
Я как поэт страны Советов,
естественно, совет даю:
заветный край Добра и Света
искать у Света на краю!
 
 
    Посвящение современнику.
 
Великий чародeй живого слова,
вред кем синтагма -как змея перед факиром-
-послушно выгибает позвоночник;
волшебник, вольный без усилий повернуть
слепое колесо моей фортуны,
психолог тонкий, сдёрнувший зaвecy
с безвестной человеческой души
ОН по ночам не письма деве пишет,
не мудрые страной распоряженья,
но  грозный и блистательный  ДОНОС!
 
 
   Соло для барабана.
 
Пора бы рабы, пора бы рабы
пора разогнуть горбы!
Грубы как гробы, гробы как грибы.
Пора бы не ждать трубы!
Не ждать до утра, от мира добра.
Пора бы уже «на Ура!»
Пора топора.
Пора-то пора.
Пора бы не как вчера!
Ударная тема, да мы то не те
-немыты и немы сидим в темноте.
Не слишком ли рьяно?
А вдруг слишком рано?
И рваная рана
в груди барабана…
 
          ***
 
Упала ночь, помяв мой позвоночник.
Ночник луны завис бельмом в глазу,
А зубы скал, оскалившись порочно,
меня  упорно пробуют на прочность,
но я в них, словно кариес, ползу.
Куда ползу известно только Богу,
да, может быть, ещё Его врагу.
В рагу преобразуюсь понемногу,
эх, кто бы скатертью мне застелил дорогу!
О, Господи, я больше не могу!
Ползу, уже давно не понимая,
на юг, на запад или на восток,
стократно всуе Бога поминая,
эх, широка страна моя родная,
ты вызываешь искренний восторг!

 

 

 

Безответный еврейский вопрос.

 

Жиды державу жадно дожирали,

а Эльцинд дерижировал жратвой.

-На это его дважды выбирали

российской, вечно пьяной, головой.

 

Жид - это не национальность,

а состояние удушеной Души,

в котором рацио свою анальность

смогло, весьма банально, разрешить.

 

-Все власти банку, а тебе бутылку

горючей жидкости, что жид уже сварил.

Под утро приложи её к затылку,

коль вечером ты духом воспарил!

 

Клич:"Бей жидов!"- объединяет россов

в одну здоровую (размерами) семью

матросов, у которых нет вопросов.

Ответов тоже! Пьют себе да бьют.

 

Жидов не бьют, а бьют простых евреев,

которые, обычно, не причём!

- Не при дворах самих Архиереев

и не при банках! Жизнь их бьёт ключом.

 

- Ключом не от замков воздушных замков

и не от пресловутых райских врат.

Не завов бьют и, даже, не замзавов,

не разобрав кто прав, кто виноват.

 

...Затылок ноет от стряпни жидовской.

Душа стенает - просится Домой,

но ржёт над ней в эфирах Жириновский,

куражится жидяра надо мной.

 

Держись, жиряк - размажу! ...По экрану,

рукой неверной повернув верньер.

Держись, жиряк - размажу! ...Если встану,

или не встанет милиционер!