 |
||||
БЕССОНИЦА.
Не спится! Как бы мне не спиться? Не спятить? Без сна сначала так несносно! Основы ускользает нить У ткани и утка не воссоединить. И снова, снова сновать пустому челноку. Но куд-куда? Ку-ку? А сколько мне осталось лет? Нет! В челноке Ясон И аргонавтов сонм со мной в прядильном челноке, но - кажется - плывут невдалеке. Ясно! Я - сон. Я с он. Снимся. И с ним, и с я. Любый - любой из нас. Настоящее - резонанс! Универсальный сон - - сон в унисон! Посему И ему и нам намного удобнее пополам. Мыслить - мы слить И плыть, плыть, Не торопя челнока… По - ка! Вдохновение. Божественной искрой таланта был мой чердак воспламенен, и вот уж догорает он. Пусть вероятна варианта с ума, как с крыши, спрыгнуть вон, пусть солнце с четырех сторон течет сквозь съехавшую крышу, и чей-то глас я слышу свыше, и третий глаз - как лампион! Я вышел из игры. За кон. ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК В СКАЗКУ НЕ БЕЗ ПАРЫ ШУТОК. Жил я в отпуске на даче У друзей, что побогаче, Но у них, друзей, дела - То вот крыша протекла, То редиска поредела. Только я один без дела. Сибаритствовать устав, Записал я в свой устав Ежедневный моцион, Зная, что не вреден он. И, не мешкая ничуть, Налегке пустился в путь. Шел да шел, считал ворон, Так как их со всех сторон Почему-то было много. А дорога как дорога - Ниоткуда - никуда. Но пришел. Гляжу - вода. Не Амур, но все же речка. Выбрал тихое местечко Под кустами бузины, Не спеша стянул штаны И бреду к воде. Но глядь - Разрезает речки гладь Развалюха - душегубка. В ней старик с весла обрубком. Сам с лица зеленоват, Словно чем-то виноват, Но видать еще силен, Хоть румянцем обделен. Я ему: «Перевези! Может статься магазин На соседнем берегу». Старичок в ответ: «Могу». Сел я рядом и вдвоем Покоряем водоем. Говорлив народ в деревне. И обычай этот древний Добросовестно блюдя, Начал я насчет дождя В свете полевых работ. А старик себе гребет И молчит. Но я опять: «Сколько лет, да как, мол, звать?» И ответил он: «Харон!» Тут припомнил я ворон. Видно здешние места Им по вкусу неспроста, И речушка эта - Стикс. Я, признаться, чуть не скис. «Но неужто мне так рано сгинуть через старикана?» Говорю себе, а вслух Пяткой дедушке бубух! Правда левой и в плечо - Старикам у нас почет. Но, однако, повезло: Упустил старик весло, Благо в области киме* Он еще ни бе ни ме. И плывем давным-давно, Как последнее бревно, По течению реки, Ибо, долгу вопреки, Больше не спешил Харон С подготовкой похорон, А, оставшись не у дел, Как и я, вокруг глядел. А пейзаж, увы и ах, Что б его и в прах и в пах! - Этого пейзажа вы не узрите заживо. - Слева - мертвая долина, справа - жизнь идет, но мимо! Впрочем, не прошло и дня, Как налево от меня Общепитовский чаек, Слившись в мутный ручеек И петляя взад-назад, В Стикс влажал свой скромный вклад. Неужели слякоть эта - приснопамятная Лета? Только полный идиот Этой жидкости попьет! Ибо память есть билет На спектакль прошедших лет, А ни Мойры и ни Парки Не устроят контрамарки. Если ж к фарсу оных лет Возвращаться смысла нет, Если память вдруг страшна, То простой бурдюк вина Даст итог ничуть не хуже, Чем глоток из этой лужи. Да пошла бы Лета на!.. - И действительно, она сразу скрылась за кормой. Ну а дальше - Боже мой - - я глазам своим не верил - - оживился левый берег. Презирая прах и тлен, Встал над речкой видный член Верхних всяческих палат, Фимиамом слов объят. Он началом всех начал Дисциплину величал, То совсем наоборот Слёзно требовал свобод Воли, совести, речей Для судов и палачей. Следом девичий скелет В возрасте двух тысяч лет, Распахнув свои колена, Взвыл как гнусная серена. Я подобных серенад Не люблю, но очень рад Перемене и такой. Я в ответ махнул рукой, Хоть девица в этот раз Вырви и не только глаз! За сиреной на поверку Вылез лысой славой кверху - - но отнюдь не головой - боевой мастеровой по поэзии и прозе, как и все почивший в позе. Растолкав гнилой народ, По привычке впер вперед Свежий милиционер В блеске лычек и манер. А за милиционером Скрылся некто серый в сером. Промелькнула мимо нас Дева чистая анфас. Плут, прожженный в трех местах На ответственных постах. Профиль с денежного знака, Не припомню чей, однако. Злобно скалясь, проскакал По делам чужим фискал. Вот фактически какой Вечный, якобы, покой. Словно спицы в колесе Суетится всё и все: Экс-курсант в больших чинах, Сердце в экспортных штанах, Сами эти экс-порты Экстремальной широты, Мировой экс-чемпион Незапамятных времен, Плут, совсем недавно экс- плуатировавший секс, Дева, чей экс-пышный таз Всех их приводил в экстаз, И её бордель-терьер Экс-призер за экстерьер. Словно спицы. - Зло, добро. Было контра, стало про, Снова против, снова за… Расползлись мои глаза: Правый вкривь, а левый вкось, Но в обоих все слилось В лучезарное пятно И обоим все равно. Безразлично все и мне В экстатической возне Чуждых Бахусу и Баху Абстинентов. Мир их краху! А меня куда несет? Червь сомнительный сосет. - То ли первым наяву Я в бессмертие плыву. То ли все же в никуда Принесет меня вода. Киме*- концентрация всех сил борца во время проведения приема в восточных видах борьбы. *** И снова я на Вечность опоздал. Осталось одно! О дно ногами тонкими сильнее оттолкнуться и вверх! На вертикаль! ...Нет, опоздавших нет Малое пробуждение Непонятен себе самому в зазеркальном веселом бедламе дом - вверх дном -всё одно к одному - крыша скрылась, махая крылами, пол пополз усмирять кутерьму, потолок на подмогу ему! Почему? Здесь перила парили над чаем, стул уснул на коленях стола, а гитара по кругу пошла, как гетера, крутя обичайкой. Ну, дела! За глаза принимая экзамен, экзекутор с экземой сопит. Холодильник, нахохлившись, замер - - только бледное пузо торчит, только бедное пузо урчит. -Аппетит! Три трефовые тертые крали прискакали на тройке рублей забубенный справлять юбилей - праздник по упраздненью морали “подорожных своих” кобелей королей. А какой-то залётный валет развалился на сотни деталей от жилета и до гениталей. И витает, витает в витале абсолютно абстрактный портрет, будто бред. Непонятен себе самому, а, тем более, ближним и дальним, я растаю виденьем астральным в снах их пряных, как искра в дыму, но спалю интеллекта тюрьму! Всё пойму и ...исчезну из спальни!.. НАДЕЖДА НА ВЕРУ. Я от жизни опух и утух,
провинившись от ног до затылка. Мой спитой непроспавшийся дух заспиртован и заперт в бутылке. Но когда-нибудь, тремор уняв, поллитровку откупорю джина И... не выпью. Поверьте в меня! С этой Верой я выпущу Джина. ОТКРОВЕНИЕ. Какая бесподобная ступенька! Ни верха нет, ни низа, ни её... Есть дверь. Дверь в самоё себя... Дверь в дверь. И все открыты... Тоннель и свет... Нет! Полость флейты. Едины выдох-вдох, как выход-вход. Моя змея за хвост себя кусает... Ой, позвоночник! Мой... Не мой... Немой. Пробуждение. Во сне воспоминаний и мечтаний неясным мультиком года мои неслись. Не слизь, не Бог. Я, точно мячик Танин, и не тонул, и не стремился ввысь. Выслеживая мяч в житейских волнах, нахально солнце лыбилось с небес. Не бес я, но совсем не из бейсбольных. Не бейте! Больно! В драку я полез. Полез, и вот, когда мы рожа к роже жестоко с ним схватились сгоряча, я чаю, вдруг, что мы одно и то же, как отраженья одного мяча. И СНОВА СНОВИДЕНИЕ. Ясно! Я - сон. Я - сон. Ясно! Я - он Ясон. Снами сопряжено с нами оно - Руно. Ясно!Яесмь!Я-семь! Я и не я, совсем. Я, как основа снов, снова и стар и нов. Где же Руно? Урон! Кто-то проспал урок. Универсальный сон, сон в унисон. Вне и во мне темно, слово ушло на дно солнца веретено. Рвется Руно. Тянем Руно в нору. Тянем. Темно. Умру! Умер... Ясно! Я - сон. Я - сон! Ясно! Я - он - Ясон. |
||||
 |
||||
 |
||||
 |
||||
 |
||||